Кажется, до нее начало доходить. А я уже услышала скрип шагов на лестнице.
– Быстрее! – Я буквально толкнула Алину к окну, и она вылезла первой, а я держала простыню.
Алина спустилась вниз, прыгнула на крышу фургона, издавшую жалобный звук. Кажется, убийцы услышали этот звук и остановились на лестнице, переговариваясь между собой. Я быстро привязала простыню к батарее под окном. Надеюсь, она меня выдержит, и я смогу вылезти из окна.
Ухватившись за нее, я забрала свою сумочку и полезла в окно. В этот день и в эту ночь мне предстояло много необычного. Вот я уже почти на крыше фургона. Простыня, конечно, не очень длинная, но позволяла спуститься к фургону. Я услышала шум наверху, убийцы «хозяйничали» в нашей комнате. Мы с Алиной побежали к дороге.
– Ты мне что-нибудь объяснишь? – запыхавшись, спросила она.
– Обязательно. Только потом.
– Ты ведь звонила только своему брату и только ему сообщила, где находишься, – заметила Алина, тяжело дыша. – Неужели твой брат сдал тебя этим убийцам? Никогда не поверю в такую подлость!
– А ты поверь, – горько проговорила я в ответ. – Речь идет даже не о сотнях миллионов, а о миллиардах долларов. Возможно, о самом большом контракте, когда-либо подписанном с участием нашей страны. И не всем этот контракт нравится. Для людей, которые влезли в твой дом, – миллион или два миллиона долларов – вообще не сумма.
– И ты думаешь, что твой брат мог согласиться сдать тебя за такую сумму?
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Примерно час назад меня пытался сдать полковник из нашего министерства национальной безопасности. Ты еще спросила, в какую аварию я попала. Если бы я не успела удрать, сейчас лежала бы в какой-нибудь яме, где меня никто и никогда не обнаружил бы.
– Идем быстрее, – занервничала Алина, – здесь в такое время ночи такси не найдем.
– Куда мы идем? – так же тяжело дыша, спросила я.
– На автобусную станцию. Автобусы ходят до часу ночи. Там всегда много людей. Уедем в центр на автобусе, пока эти гости будут искать нас в доме или в его окрестностях.
– Только отключи телефон, чтобы нас не могли найти, – попросила я у Алины.
Она согласно кивнула и выключила свой телефон. Почти в полной темноте мы, с трудом ориентируясь, вышли на станцию. «Мерседеса» видно не было. Сели в автобус и спрятались в центре салона. Я попыталась объяснить все Алине, но получалось сумбурно и не очень убедительно. Она только переспрашивала меня, когда все это закончится. Когда автобус отъехал, я подумала, что теперь мне следует решать, куда нам ехать. И теперь я отвечаю уже за нас двоих.
Полковник Садыхов с трудом приходил в себя. Удар рукояткой пистолета по черепу оглушил его. А когда он врезался в другой автомобиль, раскрывшаяся подушка безопасности с силой ударила по его лицу и телу, прижав к спинке кресла. Он чувствовал сильную боль в груди, возможно, сломал себе ребра при ударе. Ему помогли вылезти, и он огляделся. Этой дряни, из-за которой на карту поставлена не только карьера, а может, и жизнь, нигде не было. Зато он увидел двоих незнакомцев, подходивших к машине. Те самые, которые должны были ждать их в конце улицы. Ему надо было только сдать полоумную дуру этим двоим и получить полмиллиона долларов наличными. Сто тысяч они ему уже передали. Полмиллиона – огромная сумма. Он бы смог решить все свои проблемы, купить новую машину, отремонтировать дом, приобрести дачу у моря, пусть и не самую большую. Он согласился рискнуть ради этого полумиллиона.
Он уже давно не был тем идеалистом и романтиком, каким пришел на работу в органы государственной безопасности двадцать четыре года назад. Тогда он верил в систему, верил в свое государство, мечтал до конца оставаться порядочным и честным человеком. Но через два года произошли карабахские события, и он начал смутно сознавать, что реальность совсем не такая, какой он ее представлял. Бессилие государства, коррумпированность чиновников, откровенное нежелание Центра решать карабахский вопрос, вооруженные банды, которые возникли неизвестно откуда, начали скупать оружие у военнослужащих и терроризировать местное население. В конце восьмидесятых между двумя соседними социалистическими союзными республиками началась фактическая война.
С тех пор прошло много времени. За семь лет в Азербайджане сменилось семь руководителей. Каждый пытался что-то сделать, придумать новый план, обеспечить стабильность. Но положение становилось все хуже и хуже, на фоне всеобщего распада страны и неверия населения в саму систему. В январе девяностого, после ввода советских войск в Баку, тысячи людей вышли из партии, и хотя старший лейтенант Садыхов был беспартийным, эти события он запомнил на всю жизнь. В мае девяносто второго, во время очередного переворота, в здание КГБ приехала группа радикалов, потребовавшая списки агентуры. Генерал, заместитель председателя КГБ, попросил дать ему несколько часов, чтобы привести документы в порядок. В течение четырех часов он, как настоящий разведчик, уничтожал агентурные списки, а потом застрелился. Его подвиг никто не оценил. Коллеги назвали его идиотом, а новая власть объявила просто сумасшедшим. И это старший лейтенант Садыхов тоже запомнил.
А потом вообще стало ясно, что у власти нет ничего святого. Торговали трупами, продавали оружие врагу, сдавали деревни и города, устраивали заговоры во имя личных амбиций. Капитан Садыхов все это видел и запоминал. Именно тогда он неожиданно понял, что на самом-то деле нет никакого патриотизма, верности слову, долгу, чести, а есть только личный интерес и собственный счет, желательно, в зарубежном банке. С тех пор он выстраивал свою карьеру и судьбу именно с этой точки зрения.